Томас Граббер, все еще вытирая свое копье, молча пошел сзади в дружелюбном настроении. Они шли впереди жреца. В этом месте тротуар дороги был очень гладким и хорошо ухоженным. Он был аккуратно огражден камнями, уложенными таким образом, что это напомнило Фарли некоторые парадные дорожки в большом поместье его отца.

Затем с удивительной обыденностью, как показалось Фарли, они миновали последние деревья леса и огибали последний поворот дороги. Открылась аллея, и по обеим сторонам вдалеке показались сады и парки. Впереди дорога пролегала через тридцать-сорок метров хорошо ухоженной лужайки и затем упиралась в город-крепость богов. Дверь, к которой вела эта дорога, была сделана из массивных бревен, скрепленных кованым металлом. Сейчас она была плотно закрыта. Высокая стена города под лучами солнца выглядела ослепительно белой. Теперь Фарли находился достаточно близко, чтобы увидеть, из каких огромных и тяжелых камней она сложена. Он удивился, как же надо было их протравливать или раскрашивать, чтобы добиться такого эффекта, что они выглядели выточенными из кости.

Внутри у него ничего не шевельнулось, когда перед собой он увидел главную цель их борьбы – дворец, где жил Торун. Чувство бессмертия быстро улетучивалось из него.

– Томас, – произнес он, призывая остановиться. – Все это как-то слишком заурядно.

– Что ты имеешь в виду? – дружелюбно переспросил Томас, останавливаясь рядом.

Фарли молчал. Ну как объяснить свое разочарование? Он и сам плохо понимал, что с ним происходило. И он сказал первое, что пришло на ум: – Нас было шестьдесят четыре, а теперь мы остались с тобой вдвоем.

– А как иначе могло быть? – резонно спросил Томас.

Через скалы у ворот, ведущих к Торуну, пробились и проросли несколько сорных растений. У обочины дороги лежали лепешки высохшего помета каких-то вьючных животных. Фарли откинул голову назад и закрыл глаза. Он застонал.

– Что с тобой, приятель?

– Томас, Томас. Ну а ты что видишь здесь, что ты чувствуешь? У меня вот появились неожиданные сомнения. – Он взглянул на своего спутника, как бы взывая о помощи.

Томас покачал головой. – О, мой друг, нет никаких сомнений в нашем будущем. Нам с тобой суждено драться, а потом один из нас пройдет живым через эти ворота.

Ворота были перед ними – грубо сработанные обыкновенные ворота, укрепленные полосами кованого металла, изношенные слегка в нижней части от трения ног проходящих сквозь них мужчин и женщин, рабов и животных. За такими воротами просто не могло быть ничего, существенно отличавшегося от того мира, в котором находился сейчас Фарли и в котором прошла вся его жизнь. Если же он дойдет до ворот храма, будет ли хоть что-то особенное там внутри?

Жрец Елгир, которого они оставили позади, теперь подошел к ним и, бросив на Фарли взгляд с неловкой улыбкой, прошел дальше. Несомненно, какой-то невидимый наблюдатель за стенами заметил приближение жреца, так как в этот момент ворота слегка приоткрылись изнутри. Другой жрец высунул голову и смерил Фарли и Томаса безразличным взглядом. – Из них кто-нибудь ранен? – спросил он у Елгира.

– У одного повреждена ладонь, нельзя пользоваться кинжалом. Но вроде бы его мало это беспокоит. У второго рассечена рука. Ничего серьезного – мышца не затронута. – Два жреца принялись переговариваться тихими голосами и Фарли не смог расслышать, о чем. Между тем другие головы, явно аристократические, начали появляться над стеной. Было очевидно, что их владельцы стояли на каком-то высоком пьедестале с внутренней стороны стены. Двух финалистов турнира Торуна рассматривали, как рассматривают рабов на аукционе. Томас Граббер закончил вытирать свое копье и теперь стоял, опираясь на него, переступая с одной ноги на другую и вздыхая.

– Прикажи подождать двоим участникам, – небрежно бросил кто-то за стеной. – Верховный жрец передал, что он собирается присутствовать на финальном поединке. Сейчас он занят каким-то специальным жертвоприношением богам.

XI

После разговора с человеком в сером (чье имя он так и не узнал), Суоми вздохнул одновременно с облегчением и от усталости, когда добрался до подножия небольшой горы и не был обнаружен и схвачен людьми Андреаса. Необходимо было как-то ухитриться снова попасть на корабль, прежде чем он мог надеяться предпринять что-либо. Ни в коем случае нельзя было попадаться, пока он не достигнет горы – места стоянки корабля.

Судя по показаниям индикатора на казенной части ружья, в нем оставалось энергии только на шесть выстрелов. Суоми мог выбросить оружие еще в лесу, если бы не боялся, что какой-нибудь глупец наткнется на него и случайно убьет себя или еще кого-то. Он предлагал ружье человеку в сером, когда они собирались расставаться, однако тот отказался.

– Я должен оставаться рабом, – сказал житель планеты Охотников. – Ни один раб не может принести в город подобный предмет без того, чтобы его сразу же не стали расспрашивать. Кроме того, я не знаю, как им пользоваться, и пусть лучше у каждого будет свое оружие.

– Ну, что ж, каждому свое, – ответил Суоми, протягивая руку для прощального рукопожатия. – Удачи тебе с твоим оружием! Надеюсь встретиться там, в городе.

Сейчас у подножия холма Суоми заметил, что уже была протоптана дорожка, ведущая от нижней части подъемной тропы и далее вверх к лесу, в направлении города. Он также обнаружил, что не осталось никаких следов разбитого робота. Он даже сначала не мог определить место, где тот лежал. Затем Суоми понял, что массивное дерево, поверхность которого была повреждена выстрелами ружья, вообще было спилено. На его месте остался пень со следами недавней аккуратной работы пилой, а поверхность среза была замазана грязью, чтобы она не выглядела свежей. Само дерево каким-то образом было убрано. Здесь явно были потрачены большие усилия для уничтожения всяких признаков происшедшего. Но неизбежно несколько человек было занято этой работой по очистке и хотя бы один из них, видимо, проговорился, в результате чего человек в сером уже знал о происшедшем в виде слухов. Но это и к лучшему!

Достигнув начала подъема, Суоми высвободился из ружейного ремня и сбросил оружие на землю. К своей радости, он обнаружил, что подъемная веревка была все еще на своем месте. Поборов свой дурацкий порыв повернуться в последний момент и убежать, чтобы опять прятаться в лесу, Суоми стиснул зубы, взялся за веревку и начал карабкаться вверх. Из-за слабости и боли теперь он вынужден был держаться обеими руками даже на той легкой части склона, на которой прежде он мог быстро подниматься на одних ногах.

Суоми продвинулся еще совсем немного, когда сверху показался солдат, который глянул вниз, увидел Суоми и начал кричать. Суоми не обращал внимания на крики и продолжал медленно взбираться наверх. Крики не прекращались. Суоми взглянул вверх и увидел, что солдат поднял копье и готовился бросить его.

– Если ты проткнешь меня этой штуковиной, – наконец закричал Суоми, – тебе придется меня тащить. Посмотри на меня хорошенько! Неужто я так опасен, что испугал тебя? – Мышцы его живота напряглись в предчувствии удара копьем, но его не последовало. Крик прекратился и уже в другом месте послышался разговор. Раздавались и другие мужские голоса. Суоми не старался разобрать, о чем они говорили и больше вообще не смотрел вверх. Чувствуя головокружение от голода и усталости и ноющую боль в ране, он преодолевал скалистый подъем, казавшийся ему бесконечным, пока, наконец, не смог подтянуться и выбраться на ровную горизонтальную поверхность в конце тропы.

Когда Суоми поднялся, то заметил почти под ногами пенистый матрас, до никаких следов Барбары не было видно. Полдюжины людей, четыре солдата и два жреца, одетые в платья с пурпурной каймой, окружили Суоми, выкрикивая угрозы и приказания, почти сталкивая его с холма вытянутыми мечами и нацеленным копьем. Наконец, один из жрецов повысил голос и сразу установился порядок. Солдаты опустили свои оружия, проворно раздели Суоми и обыскали его, затем порылись в его одеждах и швырнули их назад ему.